Г л а в а  XIII

        Ландрупп шел вдоль берега на запад. Вдали чернел на льду «Лахтак», украшая однообразный арктический ландшафт. Его мачты долго привлекали внимание Лейте и Степы. Самый старый и самый молодой из моряков «Лахтака» любовались мачтами и бушпритом своего судна.

        — Когда же наконец весь этот лед растает? — спрашивал юнга.

        — Должен растаять до августа. А если не растает, значит, придется отложить дело до будущего года.

        — А скоро он начнет таять?

        — Через месяц-полтора. Но если налетит хороший штормовой ветер, то сразу все сокрушит и развеет... Плохо, что остановились между айсбергами. Здесь лед может стоять еще долго после того, как в море его уже разломает.

        — Что же мы будем делать в этом случае?

        — В таких случаях стараются использовать ледовый якорь, разбивают лед ломами и пешнями [29] . А если это не помогает, тогда его взрывают, если есть чем. Не помогут взрывы — ждут ледокола или остаются во льдах до следующего лета.

        — На ледокол нам рассчитывать, к сожалению, не приходится.

        — Ясное дело! Немой пароход. Кто про нас знает? Я уже думал: нужно было бы запретить радистам покидать пароход во время полярных рейсов, если на пароходе больше никто не разбирается в радио.

        — А я думаю, что нужно научить радиоделу всех штурманов. Пусть хоть и медленно, но передают. Случилось какое-нибудь несчастье с радистом — штурман может его заменить.

        Они пересекли большой, высокий мыс и завернули за холм. Пароход скрылся из виду. Берег острова круто повернул на север. Вдоль западного побережья виднелись большие полыньи.

        — Откуда здесь столько их? — удивился Лейте. — Еще не время им так густо появляться среди льдов. А может быть, весна уже скоро?

        Лейте принялся расспрашивать норвежца, далеко ли до лагеря, но тот ответил знаками, что, мол, ничего не понимаю.

        Через некоторое время начали попадаться следы лыжников и пешеходов. Моряки решили, что норвежский лагерь недалеко.

        Но, когда внезапно встретился совсем свежий след, норвежец остановился и несколько минут, о чем-то раздумывая, озирался по сторонам.

        — Ищет чего-то, — догадался Степа.

        — Думаю, что их лагерь должен быть вот за этим холмом. По крайней мере, оттуда мы должны его увидеть, — сказал Лейте.

        Ландрупп неожиданно свернул в сторону, приглашая спутников за собой. Теперь он шел не по следу, а пробивался через глубокий снег, оставляя берег в стороне.

        Тем временем солнце начало спускаться за ледяной горизонт.

        Наступал вечер. Следовало ожидать ясной ночи, потому что на безоблачном небе уже всходила луна.

        — Как-то нам придется сегодня ночевать в гостях? — пробормотал Лейте.

        — Что вы говорите? — спросил юнга.

        Но Лейте не ответил.

        Ландрупп повел их в овраг, который, по-видимому, во время оттепели заливала вода. Овраг, извиваясь, заворачивал за холм, за которым старый моряк надеялся увидеть норвежский лагерь.

        Минут через сорок Ландрупп вывел их из оврага и повел дальше по склону холма. Потом они вышли на другую сторону, где увидели несколько выступавших из земли больших скал.

        — Что за чертовщина? — сердился Лейте, но послушно шел за норвежцем.

        Подойдя к скалам, увидели наконец лагерь экипажа «Исбёрн». Этот лагерь стоял примерно в километре от них, ближе к морю. Он был наполовину спрятан за склоном холма. Из-за холма выглядывали две палатки и половина хижины; другую половину закрывала скала.

        — Уф! — обрадовался Лейте.

        Ландрупп остановился. Он показал на лагерь и что-то долго говорил, помогая себе жестами, что, мол, не следует выходить из-за скал.

        — Гав-гав-гав! Гав-гав-гав! — лаял он и ляскал зубами, делая при этом страшное лицо.

        — Злые собаки? — спросил Лейте. — Это неважно. Мы их прикладами разгоним. — И он показал, как будет бить собак прикладом.

        Но норвежец решительно замахал головой.

        — Ну, а что же?

        Ландрупп показал, что они должны посидеть здесь, за скалами, пока он сходит в лагерь, привяжет собак и вернется за ними.

        — Ну и морока! — рассердился старый моряк. — Неужели такие проклятые псины? Гм!.. Ничего не поделаешь. Валяй!

        Норвежец понял, что с ним согласились, и, оставив советских моряков за скалами, поспешил в свой лагерь.

        Делегаты «Лахтака» уселись на каком-то плоском камне.

        — Мне уже есть захотелось, — сказал юнга.

        — Рано, рано... Был бы с нами механик, он бы начал уверять, что смолоду мог ничего не есть целыми неделями, а теперь...

        — А теперь его желудок требует еды как можно чаще, — закончил юнга, и оба моряка рассмеялись.

        — Ну, давай поужинаем, а то кто знает, как и чем будут нас угощать хозяева.

        Достали «первую порцию», которую держали за пазухой, чтобы она не замерзла. Это были сухари и банка мясных консервов.

        Пока ели, стало темно. Мороз становился чувствительным. Луна светила ярко.

        Норвежец не возвращался что-то слишком долго.

        — Что они там, собак ловят? — удивлялся Лейте. — Интересно, что это за собаки? На скольких островах я ни бывал, нигде особенно злых собак не видел. Может быть, у них люди как собаки, — философствовал боцман.

Г л а в а  XIV

        Моряки услышали позади себя шуршание лыж. Обернувшись, они увидели шесть или семь человек, которые один за другим приближались к ним. Передний был не далее чем в пятнадцати шагах.

        Лейте и Степа встали в молчаливом ожидании.

        На камне лежали остатки их ужина. Рядом стояли ружья. Норвежцы подходили молча, не начиная разговора. И Лейте и Степа почувствовали какую-то настороженность у этих людей, которые появились столь необычным образом, словно крадучись. Норвежцы окружили их. Наконец старый моряк не выдержал и, стараясь быть спокойным, нарушил молчание:

        — Привет, друзья! Кто из вас владеет английским языком?

        Норвежцы, ничего не отвечая, подошли еще ближе. Юнга почувствовал волнение. Он обернулся и увидел, как один из них обеими руками сгреб их ружья. В этом молчании, в суровых лицах и в наглом захвате винтовок чувствовалось что-то грозное.

        — Го! — сказал один из норвежцев и показал рукою, приказывая идти.

        — В чем дело? — возмутился Лейте. — Мы советские моряки. Понимаете? Ожидаем Ландруппа, Ландруппа! Нам нужно капитана Ларсена. Капитана Ларсена!

        — Го! — грозно нахмурившись, крикнул норвежец.

        Остальные лыжники угрожающе придвинулись, и делегатам пришлось подчиниться. Их повели в норвежский лагерь.

        — Что за напасть! — бормотал Лейте. — Где их дурацкий капитан?

        Степа совсем растерялся и жался к старому боцману. Мысль его усиленно работала.

        — У меня есть только одно объяснение, — сказал юнга Лейте. — Наверное, норвежцы перессорились между собой и у них что-то вроде войны. Подозрительное поведение Ландруппа в этом случае объясняется: он боялся встретить врагов. Капитан Ларсен не приглашал нас к себе, очевидно, потому, что не хотел рассказывать об этой вражде. К тому же он и сам, наверное, не без греха. Не готовятся ли эти лыжники напасть на лагерь?

        — Что-то не похоже, — ответил боцман. — Идут они, как к себе домой.

        Действительно, норвежцы шли кучкой и громко разговаривали.

        Подошли к лагерю. Несколько человек вышли навстречу, но среди них не было ни капитана Ларсена, ни Ландруппа. Прибывших встретили радостными криками. С делегатами же обращались, как с преступниками: связали руки и поставили около них трех вооруженных людей.